Юбилеи, Поэзия, Музыка, Литературные и театральные встречи, Известные Сорочане
Трагическая судьба Вольфа Фрехтмана
Я уже давно собирался о нём написать. Во-первых, потому что многие годы (более тридцати лет!) мы проживали по соседству. Во-вторых, потому что перед репатриацией я часами беседовал с ним, стоя или сидя перед крыльцом первого подъезда нашего большого 100-квартирного дома № 4 по улице «Лимбэ ромынэ» («Румынский язык»!), что и ныне расположен на берегу Днестра, в самом конце микрорайона Новые Сороки, примерно в десяти километрах к северо-западу от центра старинного приднестровского городка Сороки. А в 1970-1980-х годах главная улица нашего микрорайона называлась Космонавтов, и номер у нашего дома был другим − 26-м. Эта цифра являлась, кроме прочего, показателем общего числа домов, построенных к тому времени (к 1976 году) в данном микрорайоне, В-третьих, разговор об этом поистине незаурядном человеке легко вписывается в мою большую тему о людях старшего поколения, «отцах», перед которыми мы, «дети»,– всегда в неоплатном долгу; а также – просто о земляках и «больших земляках», проживавших в ХХ веке в нашем городе и нашей солнечной республике. Им, просто землякам, и, особенно, – «большим землякам», посвящены две мои книги о сорокских учителях и врачах, отдельные очерки, в том числе – один из последних под названием ««Три богатыря», или «Три мушкетёра» (Вотенберг, Кон, Шульман», где Моня (Соломон) Шульман, вспоминая своего покойного отца, писал, что Михаил Шульман иногда общался с некоторыми сорокскими евреями, они беседовали и о судьбе еврейского народа, сионизме, Израиле…«Дополнительным источником информации был для него (Михаила Шульмана – Д.Х.) обмен мнениями между евреями, которым папа доверял, и для которых эта тема тоже была важна. С большим уважением папа говорил о своём товарище Вольфе Фрехтмане, сотруднике местной районной газеты, его эрудиции и умении прокомментировать всё, что происходило тогда в «стране Советов»», – писал Моня. Вольфа Фрехтмана благодарил в своей брошюре «Страницы истории сорокских евреев» врач-акушер-гинеколог Аркадий Мазур, который в последние годы жизни вознамерился подробно описать историю сорокского еврейства (Об этом я тоже упоминал в нескольких статьях, в том числе – статье «Этот незабвенный Моисей Хитрон»). Однако несравненно больше, чем Мазур, мог бы написать о сорокских евреях Вольф Фрехтман. Но жизнь этого человека сложилась трагически – особенно на последнем этапе его непростого земного бытия...
Этот незабвенный Моисей Хитрон…
(Цикл «Не позабыть рассказать…»)
Я слышал о нём на протяжении многих лет: его упоминали мои родители, сосед Вольф Фрехтман, мой непосредственный «шеф» по обществам книголюбов и еврейской культуры Ихил Кесельбренер; я знал, что он − отец Тани и Нади Хитрон, тесть Мики Эйдельмана и Алика Ханиса, но познакомиться с ним довелось только на завершающем этапе моей жизни в Сороках, когда он, как и я, активно посещал Сорокское общество еврейской культуры (СОЕК). Он не занимал в структуре СОЕК никаких должностей, но во время лекций, семинаров, дискуссий активно участвовал в них, и я сразу же «отнёс» его к категории образованных, интеллектуальных евреев, достаточно хорошо начитанных, знавших историю и культуру еврейского народа, а также историю и культуру бессарабских (молдавских) и сорокских евреев. Поэтому меня вовсе не удивило, когда я получил уже в Израиле первое издание книги Аркадия Мазура «Страницы истории сорокских евреев», где он благодарил за помощь и поддержку Шмельку (Шмуэля, Самуила, Семёна) Нувельмана, Вольфа (Вэлвла, Владимира) Фрехтмана и его, Моисея Хитрона...
Некоторое время назад я получил письмо с текстом и фотографиями от Нади Ханис. Она проживает уже много лет в Нетании. Не скрою: я первым обратился к ней (а через неё – и к Тане Эйдельман, проживающей в Германии) с просьбой прислать мне сведения об их отце, так как считаю, что такие люди не должны и через десятилетия после их смерти уйти из памяти близких и земляков, знавших их при жизни. Очень благодарен сёстрам Хитрон за отзывчивость.
-«Еврейские глаза» двух талантливых Борисов
(Цикл «Легенды и мифы о еврейских песнях»)
В этом, прошлом и позапрошлом годах в Израиле отмечали 20-летие Большой алии. С телеэкрана на 9-м израильском канале и по волнам радиостанции РЭКа постоянно звучит призывная реклама вспомнить и рассказать о самых ярких и незабываемых страницах своей «алии». Так вот, если спросят об этом лично меня, то я скажу, что одной из самых волнующих страниц моей алии были… песни. Побывав в Израиле в гостях в 1989 году, я услышал здесь песни Высоцкого на русском языке и на иврите, услышал песни Михаила Шуфутинского и Любы Успенской, аудиокассеты которых можно было купить на каждом углу, в любом музыкальном магазине Хайфы, Тель-Авива и Иерусалима.. А ещё я услышал здесь Дуду Фишера, хасидские песни на идиш и на иврите. Всё это я привёз с собой на «доисторическую родину», а спустя некоторое время уже в нашем Сорокском еврейском центре, который был создан и при моём активном участии, услышал песни с новой пластинки Аллы Йошпе и Стахана Рахимова. И особенно поразили меня тогда две из них: «Еврейские глаза» и «Дорогие мои «аиды» (евреи)». Однако было поразительно другое: имена авторов, двух Борисов – Вишнёвкина (композитора) и Шифрина (поэта) – мне ни о чём тогда не говорили. Наоборот: я долгое время считал их вымыслом, подобно тому, как Алла Пугачёва скрывала своё авторство в середине и конце 1970-х годов под псевдонимом Борис Горбонос. И только совсем недавно я узнал, что композитор и поэт – это реально существующие люди, оба они – моего поколения, причём, как я понял, – люди весьма успешные. Иногда спрашивают, что может объединить совершенно разных людей в одну творческую группу. Мой ответ таков: единомыслие, общие взгляды на жизнь, близкие душевные качества. А душа, как известно, чаще всего, выражена в глазах.
Смех и печаль древнего народа
(Цикл «Легенды и мифы о еврейских песнях»)
Эта песня появилась в начале ХХI века. Сначала я услышал еë в исполнении Валерия Леонтьева и Вахтанга Кикабидзе, затем – Тамары Гвердцители, Светланы Портнянской, Кати Бужинской, Натальи Могилевской. Знаю, что эта песня родилась на Украине, и у еë истоков стояло два талантливых человека: композитор Александр Злотник и поэт Юрий Рыбчинский. «Приложил к ней руку» и знаменитый композитор Игорь Крутой. В наши дни, как и много лет назад, не принято говорить о еврейских корнях создателей песен на русском языке, но, если фамилия и имя композитора Александра Злотника сомнений в его национальной принадлежности не вызывают, то у Рыбчинского и Крутого они надëжно скрыты. И всë же, если судить по тексту песни, то еë могли создать только люди, хорошо разбирающиеся в еврейской истории и еврейском характере, где смех проступает сквозь слëзы, где слова о гетто соседствуют со словами о чувствах радости и восторга. Горечь утрат и обид преодолеваются в танце, и хотя танец порой напоминает движение по шипам розы, еврейский народ не хочет отчаиваться и пребывать в вечной скорби. Как и всë в жизни соседствует и сплетается между собой: свадьбы и похороны, рождения и смерти, слëзы радости и печали – так и в современной песне о нашем древнем народе строки веселья переплетаются со строками горя… Эта поистине великая песня – гимн нашему народу, который возник три тысячи лет назад, продолжает жить и развиваться, вносить неоценимый вклад в мировую цивилизацию.
Я вновь на Земле
Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
А.С. Пушкин.
Когда Лиля Хайлис попросила меня написать о творчестве ее отца, первая мысль была о том, чтобы отказаться. Я не чувствовала себя вправе судить о качестве написанного, да и не хотела это делать. Ну не гожусь я в критики, хотя филолог по образованию и, конечно, могу отличить хорошее произведение от плохого. Я маялась, раздумывая над тем, как отказаться, не обидев Лилю, но тут мне в голову пришла странная мысль. Я подумала о том, что мы все в долгу перед нашими родителями, в особенности перед теми, кого уже нет. И лучший памятник ушедшим – наша память. И пусть я не знала Лилиных родителей, да и с самой Лилей общалась не так уж много, хотя мы жили в одном городе и учились в параллельных классах, одним из главных впечатлений, моего сорокского детства была безграничная вера, что всегда можно рассчитывать на помощь любого взрослого человека. Возможно, мне просто повезло, что не довелось убедиться в обратном. Возможно, я склонна идеализировать и свое детство, и людей, благодаря которым оно было добрым и безопасным. И я чувствую, что в долгу перед всеми этими людьми – родственниками, знакомыми, соседями, учителями. Возможно, кому-то все это покажется глупым. Но я не могу изменить свою память (к счастью, и она мне пока не изменяет), а память неизменно подсказывает мне, как просто и волшебно все было. Может быть, потому и волшебно, что просто, и не могло быть иначе.
Радости и печали «Оризонта». Продолжение
Очерк в четырёх частях с эпилогом
(«Загадки еврейско-молдавских связей»)
Следующие годы (конец 1970-х – начало 1980-х) были не менее успешными в жизни ансамбля. Творческое объединение «Экран» Центрального телевидения снимает новый фильм-концерт под названием «Молдавские эскизы». Режиссёр – Юрий Сааков. В фильме через призму песен «Оризонта» было показано многогранное изобразительное искусство художников Молдавии. Этот фильм был продан Центральным телевидением в 13 стран мира. Но в Молдавии на местном телевидении не нашлось свободного эфирного времени, чтобы показать этот фильм, хотя была привезена и предложена к показу копия этого фильма. До того, как фильм-концерт должен был выйти на всесоюзный экран, руководитель ансамбля, композитор Олег Мильштейн предложил просмотреть привезённую им из Москвы копию фильма, работникам Молдавской филармонии и министерства культуры, рассчитывая на долгожданную похвалу в адрес ансамбля. Но случилось обратное.
